город в серости октябрьской,
на огромный порт затерянных домов-кораблей.
февраль влетел с ветром такой силы, что многоэтажки сложили паруса, чтобы не сорвано реи антенн на крышах.
серые хрущевки, промокшие до второго этажа, качаются на волнах тусклого света фонарей старыми ботами.
февраль по-хозяйски роется в хламе, собранном на бортах больших и малых суденышек, нещадно выбрасывая за борт старые мысли/письма/слова.
ручьи бурых букв плывут по тротуарам, цепляются запятыми за промокшую насквозь обувь прохожих, многоточием липнут на крылья озябших птиц, что бы рассыпаться слезным бисером под колеса плывущих в тине слякоти авто при резком взмахе крыла на взлете.
