он не был праздничным.
что было праздновать?
войн там никогда не было.
а понятие мужской доблести и чести было настолько привычным, что никому бы и в голову не пришло поздравлять/хвалить за это мужчину или мальчика.
так же как женщину/девочку никто не станет хвалить за ее умение быть настоящей женщиной и матерью.
детям зазеркалья не разрешалось в этот день подходить к зеркалам, а взрослые были заняты своими делами и не делали этого уже по привычке.
только один очень древний старик 32 февраля сидел у зеркала день напролет и плакал.
он сидел спиной к упрямому стеклу и, низко наклонив голову, всем своим телом защищал от отражения пожелтевшие листы рукописной книги.
слезы беззвучно катились по его щекам и капали на пергамент,
оставляя кровоточащие воронки на ровной пашне чернильных воспоминаний о его войне.
его войне, которую он пережил в молодости.
до того... как попал в зазеркалье.
он сидел перед зеркалом, и его седое/мертвенно бледное отражение множилось на десятки, сотни и миллионы...
скорбные роты/батальоны/армии его памяти.